Военная медицина

Очередная пятничная байка от одного старого служаки еще советской закалки.....

Военный медик по определению должен быть мастером на все руки, почти всё знать, уметь определенно всё и да, еще не пиздеть, потому, что как никак военный. Ну, то есть, когда все остальные военные в части попали в безвыходное положение, то командир идет в медпункт и - рраз - решение сразу находится. Лечило выход этот нашел, командиру предоставил и не пиздит - золото, короче, а не работник. В медпункте работают люди неординарные, левши мыслительного процесса. Один вон даже сам себя на подводной лодке от аппендицита прооперировал, потому что автономка и всплывать было никак не можно. Но это случай экстраординарный, чаще, конечно, банальщина и бытовуха.

Вот как-то служил в армии Саша Моргунов. Каким-то образом ему свезло, и попал он служить не куда-нибудь на Индигирку, а в родную Московскую область. Сам из Подольска, а попал куда-то под Нару. В хорошем смысле, город такой, Наро-Фоминск. И какая-то там в лесах бескрайних военная часть. От этой географии у Саши было двойственное ощущение: вроде и служишь на исторической родине, это ведь всегда прекрасно, но, с другой стороны, находишься в натуральных ебенях, потому что пороть до города и пороть, в увал на дискач так запросто не сходишь. То есть сходишь, конечно, но только разве что на лосиный дискач с лосихами позажигать. К псам такую радость.

Устроился Саша тоже недурно, по своему неполному медицинскому образованию - в медпункт. Служит себе, в ус не дует, чирьи на солдатских жопах вскрывает, лечит неизвестно откуда берущиеся в лесу трипперы и блюдет неприкосновенный запас спирта, на который, как известно, охотников всегда достаточно.


Вот тут приключился в части неприятный случай. Был у них в ленинской комнате барабан. За каким хреном - непонятно, ну, может они под него строевой занимались, или там вокально-инструментальный ансамбль был про рокот космодрома - развлекаться в лесу тоже как-то солдату надо. Или может командир любил на нем музицировать... не знаю, короче. Там еще труба была типа горн, в него самый музыкально одаренный боец зорьку ежедневно пердел, но она, труба, не пострадала, а вот барабан пострадал. Порвался барабан. Приходят утром в ленинскую комнату - а он уже порванный валяется. Не баян, конечно, но есть что командиру доложить. Может диверсия какая, командир должен ведь знать, если в части диверсия, так?

Командиром части был один майор очень грозный. Орал так, что лоси в лесу писались от страха. Боязно, конечно, докладывать, а что делать. Говорят, мол, так и так, за прошедшую ночь без происшествий, только барабан, вам известный, того-с... опоросился. Командир как-то сразу заподозрил одного грузина, Гию, деда уже, который отличался вольномыслием и острословием. Этого деда хотели не так давно сделать барабанщиком, потому что все грузины умеют на барабане там-ти-ди-би-ди-там делать, кому же, как не ему. А Гия на этот счет выразился в кулуарах вполне определенно: мол, на хую я ваша музыка вертел, я уже почти дембель, пять месяцев остался, не хочу, идите в жопу. Официально, правда, отговорился своей неспособностью к искусствам, спел даже для примера что-то очень фальшивое, но ведь отцу-то командиру из кулуаров доложили всё дословно, все фигуральные выражения и все Гиины идиомы - всё как есть. Гия, конечно, пострадал за это тремя сутками губы, формально за что-то другое, ясное дело, но отнесся к этому равнодушно и делать там-ти-ди-би-ди-там всё равно не стал.

Тут, значит, разглядывая барабан изнутри, командир Гиины слова припомнил. Ну, думает, неужто действительно вертел?! В конце концов, женщин давно уже не видел и наверное, осатанел уже от этого окончательно. Изнасиловал барабан, пользуясь его, барабана, беспомощным положением. Привели польщенного предположением Гию, тот сказал, что он, конечно, мужчина хоть куда, но, во-первых, барабан его не настолько возбуждает, чтобы вот так, без предварительных ласок в ленинской комнате, а во-вторых, он на КПП в наряде стоял, и никак не мог в ленинской комнате быть, даже если бы барабан и захотел.

Гию все равно наказали двумя нарядами вне очереди за грязный воротничок и за неуважение к командованию, выражавшееся в нескольких словах хуй, проскользнувших во время доклада.

Дальнейшее следствие зашло в тупик и волевым решением командира барабан был объявлен самостоятельно упавшим с полки и пострадавшим об тумбочку. Ну, чорт бы с ней, с этиологией и патогенезом барабановой травмы, делать-то дальше чего? Эту рутину уставший от дознания майор возложил на пару бойцов, на вид наиболее разумных, а сам отбыл по важному делу.

Бойцы и так барабан вертели, и сяк: как чинить - неясно. Изолентой попробовали заклеить - некрасиво и звука никакого. Клей испытали столярный - не держит, да и что там к чему приклеивать - совершенно непонятно. Измучились все, перемазались в различных составах, а что ж вы хотели, без навыка такую тонкую вещь чинить. Командир к обеду вызывает к себе бойцов, мол докладывайте, как там барабан починили. Эти отчитываются: дело такое, очень непростое, требует неординарного решения, короче... не получилось. Эх вы, опездолы, недобро журит их командир, ничего поручить нельзя, всё самому придумывать. Ну вот из чего этот барабан сделан, а? Бойцы мнутся - вроде как из кожи. Ну, дуралеи, а кто у нас кожу шить умеет, а? То-то же! Ну-ка, ведите сюда гиппократа.

Приводят бойцы Сашу, командир излагает ему диспозицию, безо всяких, между прочим, возможностей для отступления: родина, мол, в моем лице, сказала надо, и - вперед.

Ну и Саша, про что я в начале и говорил, нисколько не смущаясь, взял атравматическую иглу, капрон, и ушил барабан так, что тот еще лучше стал звучать. Будто каждый день занимался починкой изнасилованных музыкальных инструментов, настоящий инженер от анатомии с физиологией.
А барабан водрузили обратно в ленинскую комнату и, для верности, спрятали в посылочный ящик.

После этого командир проникся к Саше уважением и стал доверять ему исполнение уже очень личных поручений, за которыми приходилось ездить в город, что бойца с лосиного выпаса не могло не радовать. Тем более, что задания бывали настолько личные, что майор приказывал Саше ездить в город вообще одному, даже без шофера, благо, что водить Саша умел

Однажды зовет майор Моргунова к себе с утра. Вот что, говорит, давай ноги в руки, бери уазик свой и езжай в фотоателье. У меня жена на паспорт фотографировалась, нужно забрать, чем раньше, тем лучше. Всё бы хорошо, товарищ майор, говорит Саша, только я вот вашу жену еще в глаза не видывал, как-то не ходит она в казарму к нам. Ну, это он, наверное, про казарму подумал только, вслух не сказал, этого только не хватало. Не боись, Моргунов, говорит майор, это не беда, я тебе ее сейчас нарисую.

И вот берет командир ручку, лист бумаги, и начинает по памяти рисовать жену.

Вот, так значит, волосы у нее такие светлые... ну здесь ручка синяя, а так они светлые, блондинка она у меня, я даже тебе сейчас тут подпишу... так... глаза вот здесь, очень красивые, зеленые... ну, тут синие, но ты понимаешь... ага... вот, рот тут... чёрт, нос забыл... вот, порядок... нос здесь, рот и свитер полосатый... вот такой полосатый, ага... дальше рисовать не буду, это на паспорт фотография, там титьки не нужны. Вот!

Саша смотрит на эту, значит, модильянщину майорову в полосатом свитере и понимает, что это как раз будет очередной случай, когда ему придется свою смекалку солдатско-медицинскую на деле применять. Но вслух не говорит, поскольку правило не пиздеть никто не отменял и едет в город.

В фотоателье, кто помнит, как заведено было: ходит к фотографу прорва народу фотографироваться, паспорта, чай, всем нужны, а фотограф он что, милиция, что ли, разбираться, кто там Иванов, а кто Сидоров - сваливает все готовые фотографии в коробку на столе, а на коробке написано: "На паспорта". Граждане приходящие подолгу там копаются, как котики после туалета, в поисках своего паспортного "я"...

Ну вот и здесь такая ситуация. Роется Саша в фотографиях, а их там, чтобы не соврать, штук под двести. И, в итоге, оказываются на его руках четыре фотографии, в точности подходящие под комадирскую живопись. И глаза там есть, и нос, и волосы, можно сказать, светлые, и, самое главное, полосатый свитер. В Нару завоз бьл до этого польских полосатых свитеров, ну и вот как-то так. А титек на паспортных фотографиях, как справедливо заметил майор, нет, поэтому отличать уже стало не по чему. По титькам, может и опознал бы, солдатский глаз, он цепкий.

Ну, подумал Моргунов, повертел фотографии с разных сторон, выбрал какая покрасивее и поехал обратно в часть. А что делать-то, кто ж ему все четыре даст, в квитанции только одна указана.

Приезжает к командиру, вручает ему фотографию, а тот аж багровеет. Что ж, ты, Моргунов, вобла косоглазая, мне привез. Ну-ка, давай сюда мой рисунок! Вот, гляди-гляди! Что, разве похоже?! Я тебе какие глаза рисовал, а? А у этой какие? А рот, блядь, рот какой ты мне привез?! Ты вот что, думаешь, что я бы на такой да с таким ртом женился бы? Посмеялся, что ли надо мной?! Ты ж у меня за такие намеки последним из дембелей с части уедешь! Пулей в город обратно!!

Саша в печали идет в медпункт, и там жалуется медсестре гражданской на свою тяжелую жизнь. Она ему говорит, мол, не волнуйся, иди, спрячься пока куда-нибудь, я как раз сейчас в город еду, зайду в твое фотоателье, возьму фотографии мымры его, я ее, змею, очень прекрасно знаю.

Ну, поехала медсестра, поменяла фотографии и отдала их Саше. Тот пошел к командиру, мол, приказ выполнен, фотографии доставлены. Майор смотрит - вот это, значит, совсем другое дело, вот это она.

Потом как-то задумался.

Пожевал карандаш, снова посмотрел на фотографию.

Перевел взгляд на окно, за которым елозил на жестяном карнизе толстый голубь

" А та-то лучше была...", - жалобно сказал майор голубю и тот сочувствующе отвернулся...